Вечером 17 декабря 1837 года в Зимнем дворце начался пожар, который продлился более 30 часов, а проливка заняла трое суток. Он полностью уничтожил все на втором и третьем этажах. На месте дворца остались лишь обгорелые бревна, куски штукатурки и осколки разбитых окон и посуды.
Запах дыма появился в Фельдмаршалском зале Зимнего дворца еще за пару дней до пожара. Но запах шел из отдушины отопления, поэтому его возникновение связывали с неисправностью дымохода. А вот днем 17 декабря запах стал особенно явным. Исчезнув на пару часов, в начале восьмого вечера ощутимый запах гари спровоцировал во дворце тревогу. Пожарный отряд незамедлительно проверил отдушину, расположенный над нею чердак и дымовую трубу на крыше. Все обильно залили водой. В это же время еще одна группа пожарных отправилась проверять подвал. Там, как подумали пожарные офицеры, и крылась причина запаха гари. Они предположили, что запах шел от аптечной дворцовой лаборатории – труба сообщалась со стояком, где сходились несколько дымоходов. А в кладке трубы над аптечным очагом, где варились лекарства, было проделано отверстие, сквозь которое по окончании топки вытягивало из помещения и все тепло. Поэтому постоянно ночевавшие в аптечной лаборатории «мужики-дровоносы» заткнули отверстие рогожей. Пожарные извлекли из отверстия дымящуюся рогожу и залили водой. Но время уже было потеряно. Спустя всего лишь несколько минут дым повалил в Фельдмаршальский зал с новой силой. Когда пожарные приступили к вскрытию паркета неподалеку от отдушины, при первом же ударе ломом на них рухнула ближайшая к Министерскому коридору фальшивая зеркальная дверь, а из-за нее на офицеров повалило вспыхнувшее на всю высоту зала яркое пламя. В ту же секунду огонь уже несся по хорам в соседнем Петровском тронном зале. Попытки залить пламя не увенчались успехом. Дворец разгорался прямо на глазах.
Приехавший из театра Николай I, увидев, что хоры Фельдмаршальского зала полны дыма, приказал разбить окна. Это стало роковой ошибкой. С притоком воздуха огонь вспыхнул с новой силой, распространившись в сторону Гербового зала, к Военной галерее 1812 года и церкви, и в другую сторону - к Невской анфиладе, направляясь к расположенным за нею личным комнатам царской семьи. Сухие вощеные паркеты, окрашенная масляной краской, золоченая резьба наличников и светильников, холсты и целый лес чердачных стропил – все это горело, а сил двух рот дворцовых пожарных и нескольких городских пожарных частей не хватало, чтобы потушить пламя.
Только теперь выяснилось, что на чердаках дворца нет ни одного брандмауэра. Было принято решение возводить кирпичные стены, чтобы не допустить огонь к личным комнатам царской семьи. Но огонь распространялся слишком стремительно, и скоро работа солдат стала бессмысленной. Оставалось только спасать то, что могли поднять люди. Удалось спасти все гвардейские знамена и все портреты (фельдмаршала Кутузова-Смоленского, Барклая-де-Толли и других военных генералов, участвовавших в войне с Наполеоном), украшавшие Фельдмаршальскую залу и Галерею 1812 года. Картины были сняты и отнесены в безопасное место — часть к Александрийской колонне, часть — в Адмиралтейство. Из Дворцовой церкви удалось спасти всю ее богатую утварь, ризницу, образа с дорогими окладами, большую серебряную люстру. Но прежде всего вынесли святые мощи, хранившиеся в церкви. Из Георгиевского зала вынесли императорский трон, императорские регалии и бриллианты.
К 6 часам утра 18 декабря пламя охватило уже весь дворец, и борьба с ним продолжалась только со стороны Эрмитажа. Оба существовавшие в то время перехода в музей были разобраны, дверные проемы наглухо заложены кирпичом. Так же поступили с обращенными в сторону дворца конюшнями и манежем. , так же как и обращенные к дворцу окна конюшни и манежа. Созданную таким образом глухую стену, за которой находились сокровища Эрмитажа, непрерывно поливали из брандспойтов. Другие пожарные ослабляли огонь в помещениях дворца, обращенных в сторону музея. Рядом с обожженными и измученными пожарными работали и добровольцы - «трубники» из числа горожан и гвардейских солдат. Солдаты были основной силой, качающей ручные помпы, которые подавали воду из бочек, беспрерывно подвозимых от прорубей на Неве и Мойке. К рассвету появилась надежда, что Эрмитаж удастся отстоять.
Не затронутым в официальных сообщениях и весьма скудно освещенным в воспоминаниях современников является вопрос о причине пожара. Касаясь этой темы, авторы мемуаров чаще всего указывают на неисправность дымохода, пролегавшего между Фельдмаршальским и Петровским залами, и на горящую рогожу, которая зажгла сажу в трубе. Лишь вскользь отдельные авторы упоминают о некой деревянной перегородке, возведенной при строительстве Фельдмаршальского зала за несколько лет до катастрофы и загоревшейся оттого, что она находилась слишком близко к дымоходам.
Впоследствии пожар вызвал множество профилактических мероприятий, нацеленных на недопущение повторения разрушительных пожаров. Они проводились в течение 1833 и 1839 годов по всем «зданиям, прикосновенным к Зимнему дворцу», то есть по Эрмитажу, Шепелевскому дому и театру. Прокладывали свинцовые водопроводные трубы, возводили брандмауэры, новые каменные и чугунные лестницы, отодвигали от перегородок и перекладывали заново печи, выводили новые дымоходы, ставили кованые железные двери и оконные ставни. Везде дерево заменяли чугуном, железом, кирпичом.
Материал подготовлен на основе «Пожар Зимнего дворца 1837 года.» В.М. Глинки
Источник: ФГБУ «МЧС Медиа»
